МГ "Подозрительные Лица"

По окончанию игры я обещал некоторому количеству народа поделиться игровыми текстами. С удовольствием выполняю обещание. Пользуясь случаем хотелось бы ещё раз поблагодарить кафедру религиоведения ЛГУ и лично Сергея Колесникова за неоценимую помощь в написании.

Книга Порядка
Прежде Всего было Ничто. И Ничто было всем, и все было в Ничто. Не было еще ничего соединенного. Все пребывало в неизвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство было пусто и темно. Ничто не могло произвести шума, не было ничего, что могло бы двигаться или трепетать.
Лишь Божественные Братья существовали пред Ничто. И Ничто было в Них, а Они в нем. И не имели Они ни границ, ни сторон, и были всем. И так было всегда.
И осознали Братья друг друга, что их двое, и так возникла первая граница. И пришло к Ним желание творить, разделять и соединять, проводить границы и создавать стороны.
Но только вдвоем могли Они преобразить Ничто в Бытие, ибо творили из Себя и из Себя устанавливали границы и предрешали начало и конец Бытия. Не мог Один без Другого сотворить что-либо сущее. Ибо нет места в Бытие несотворенному равно как и бесконечному. И создали Братья Границы Мира.
И стало так.
И разделили Божественные Братья тьму от света, твердь от небес, хладное от теплого и подвижное от покойного. А после стали Они соединять свет с теплом и тьму с холодом, огонь с небесами и твердь с водою. И сотворили все, что есть Сущего и всё, что есть в Мире: земную твердь и купол неба; Светило, Луну и звёзды, дабы сотворённый мир был подвижен. Так возникли день и ночь
И сотворили Братья жизнь и смерть, и наделили ими все сущее. И всему сущему были даны границы: и Первый Брат творил границу начала, а Младший Брат даровал границу окончания. И всякой жизни были даны границы, и всякому существованию, и всякому продолжению. И создавал Старший Брат движение всему равно как Второй Брат давал всему покой.
И стало так.
И сотворили Божественные Братья душу и разум. И не имели душа и разум пределов, нельзя их было измерить и исчислить. И суть их - граница между ними - соединяла их в единое целое. И обрела сия граница форму и по воле Братьев стала Сущим. Так появился человек.
И был дарован ему Мир Сущий и стал человек воплощением Воли Божественных Братьев в нем. И повелели Братья через Книгу сию блюсти Их Волю и не нарушать порядок сотворенный Ими. И сообразно этому положены были человеку начало и конец, рождение и смерть, Жизнь и Воздаяние.
И сообразно Жизни своей, Судьбе и Воле Божественных Братьев человеку дано обретает Воздаяние в Мире Посмертном. Коли достойно прожил он жизнь свою, следуя Воли Братьев и Судьбе, ему уготованной, то получал он покой и блаженство в Раю. Коли не следовал он Воле Братьев и противился ей, уготованы ему муки вечные в Темной Долине и спасение его ожидает лишь пред концом Бытия.
И стало по сему и по сему пребудет вовеки.

Книга Судьбы
Воистину, явлено Волею Всеблагих Братьев единственная Великая заповедь. Суть всех пороков людских лежит в греховном порыве или затмении духа. Ибо не столь греховно деяние, сколь желание его. Следуя Воле Братьев и не поддаваясь желаниям греховным человек обрящет покой и блаженство. Сойдя с пути следования Своеблагой Судьбе и поддавшись затмению духа падет человек в бездну порока и беспутья, кои ведут его в Темную долину. Поддавшись искусу деяний греховного, не может человек обрести Судьбу свою вторично.
Отказавшись от Своеблагой судьбы, пускается человек, подобно листу на воде, в путешествия страшные, конец коих лежит в Темной долине. Сойдя с тропки уготованной, последует он путем греховных страстей: праздности, гордыни и зависти, чревоугодия и похоти, гнева и жадности. Избегай путей этих, ибо истинно ведут они в Темную долину.
Следуя Судьбе уготованной обретешь ты благодать и избежишь искуса затмения духа. Живя Волею Братьев обретешь вечный покой в Раю.
Величайшим из греховных деяний человека, поддавшегося затмению духа, является убийство. Не волен человек, Братьями сотворенный, вершить за Них Судьбу других людей. Лишь по веленью пресвятой Церкови Божественных Братьев и во исполнение Судьбы своей убить человека право имеет другой. Токмо, сохраняя Волю Братьев и Судьбу свою от посягательств духом затменного, обретает человек право на восстановление Воли Братьев.
Судьба человеческая сокрыта от взора его и лишь по Воле Братьев Церковью Всеблагой вершиться в Миру служение. И каждый, в сомнения о Судьбе своей впавши, обретет наставление и опору в лоне Церкви. Всяк же кто в Церковь не верует и деяния свои вершит наперекор Книге Братьев одолеваем затменьем духа.
Подобно тому, как чтим мы Творцов Бытия и Судьбы нашей, Подателей жизни и блага, почитать породивших нас мы обязаны. Всяк, кто родителей своих не чтит, в греховные деяния пускается.
По Воле Божественных Братьев благо ниспослано каждому ровно в той мере в коей нуждается он. Не ропщи на бедность, но и не похваляйся богатствами своими, ибо они по Воле Братьев тебе дадены. Не желай добра чужого, будь щедрым к ближнему и не отказывай в помощи страждущему. Помни, что Церковь, ведет нас путем милосердия и не отказывай ей в дарах щедрых во имя Братьев, ибо лишь волею Их богатство имеешь.
Брак Церковью освящённый, по Воле Божественных Братьев совершенный, под Их благословением пребывает. Всякий, кто на сей порядок покусится, похотью обуреваемый, обрекает себя на Долину темную.
Всяко деяние творимое, всяка вещь сущая Волю Братьев воплощает, равно как и содеянное под затмением духа частью Замысла Братского становиться. И не вправе человек в помыслах или на словах Волю Братьев искажать и неправду свидетельствовать про затмение духа своего равно как и чужого.

Сказано сие Волею Божественных Братьев во исполнение Судьбы Мигдрада Затворника.

Книга Спасения
Как дерзновенный разум может объять необъятное? Как описать предвечное? Нет имен у Божественных Братьев, но меж верующими рекут того, кто дарует движение и свет Сеятелем, а того, что дарует покой и тень Жнецом.
Нет в мире истины кроме Божественных Братьев и Их Пресветлой Церкви. Лишь только следуя Воле Братьев под началом Церкви Их и Их Книги спасение возможно!
Но кто спасется, спросят меня сомневающиеся! Спасение обрящет лишь тот, кто будет его достоин и жизнь коего знаменем Веры будет.
Веруй в Братьев предвечных, равных и всеблагих, создателей и творцов мира и судьбы, Подателя Жизни и Владыки Смерти.
Истинно, что всё сущее имеет начало и конец так и братья: первый творит Сущее из Ничто, а второй Сущее в Ничто возвращает.
Веруй в Сеятеля, жизнь дающего и Последний Суд вершащего и Жнеца, жизнь принимающего и чающего о спасении людском на Последнем Суде.
Волею Братьев Писано Преподобным Архиприором
Бернардом
 

Слово истинной веры, по Воле Подателя Бертом обретенной
Все есть Одно и Одно есть Все. Нет Истины, кроме той, что есть, ибо Истина одна. Так Создатель Един, Всеблаг и предвечен. И все что создано - создано Им. И венцом творения Его Человек является. И лишь Человек, уподобляется Творцу, сотворяя согласно Воле Его Мир и Истину в нем. Так нарек Человек Его Подателем и стал Он Им.
Но Мир не милостив к Человеку, ибо часть Мира подвластно Тому-кого-не-поминают. И виной тому безблагодатность и праздность человеческая, Того-кого-не-поминают создавшая.
Жизнь Человека вершить должен лишь Он Сам, согласно воле Своей, совести Своей, согласно Воле Подателя. По Воле Оного обречен Человек на деяния добродетельные во благо Себя, ближнего Своего и в прославление имени Творца.
Заблуждаются многие, полагая, что все имеющее Начало имеет и Конец. Ибо нет конца благости Подателя и деяниям добрым, свершенным именем Его. Твори и следуй Путем Податели и Творца Всего Сущего, избегай праздности и деяний неразумных, кои есть путь Того-кого-нельзя-поминать.

Записки Берта-ересиарха (на игре - обрывки записей)
… поклоняются Жнецу? Рассудить нас не удалось никому. Они убеждены, что Жнец участвует в Творении, ибо конец имеет смысл уже в начале. Но Благость конца не имеет! Подобно матери, любящей свое дитя не за то, что оно умрет, а за то что оно будет жить и радовать её в будущем. Для любящей матери сама мысль о гибели ребенка недопустима и кощунственна. Так, они убеждали нас в обратном, что Жнец еще до рождения стоит слева от младенца и мать должно почитать это за благо. Благость матери не имеет конца и не может иметь его, ибо судьба дитя не предрешена.
Вспомним их Жнеца и Сеятеля. Что они сеют и что Пожинают!? Нас, Братья! Наши мечты и душевные порывы! Дает ли Вера в них сил творить и помогать ближнему? Дает ли Вера в Сеятеля и его «божественного брата» надежду?! Нет, Братья! Всех Нас ждет неминуемый конец, и даже более того, все мы обречены на прозябание в их так называемом «раю». Куда попадем, так или иначе. Нам причиняют благо, помимо нашей воли, нас лишают выбора – а это…
… ибо Человек Творцу подобен. Сказания говорят нам, что в ту пору когда исчезли «лошади», о коих нам ничего не известно, исчез из вод морских зверь малый, по книжному – Фаститокалон, коего в народе звали «морским коньком». Исчез он не потому, что с «лошадьми» был одной крови, как пишут книжники, а потому, что нарек его Человек «коньком», то есть «лошадкой» малою. И заметить стоит, что не наречен Том-кого-не-поминают (Отец праздности и Покровитель пороков) никаким именем, по той причине, что с именаречением его праздность и пороки заполонят Мир Сущий. И пребудет тогда зло над Миром и будет пребывать Мир во зле.
И привели ко мне юнца, именем Юлеборд, коей был сыном и служил подмастерьем в кузнице отца своего Урса. И славен он был не работой с мехами отца, а голосом своим сладкозвучным. Но Урс не ценил этого – сын его певал лишь на гильдейский празднествах и семейных попойках, и оставался подмастерьем. И ежедневной заботой его было раздувать мехи в отцовской кузне. И кто осудит меня, что помог я ему бежать и стать бардом известным на весь Дрезенбург. Кто не знает его песни «Очи черные»?! Кто осудит Юлеборда за то, что он не исполнил своего предназначения стать кузнецом под склон лет своих? Спасение он обрел через раскрытие таланта, что сокрыт внутри его!
Говорили о Жнеце. Что их так в нем привлекает, я не знаю. Единственное, что приходит в мою усталую голову – это его роль защитника на суде. Всегда меня пугал этот «жнец», который может заступиться, а может и не делать этого! …
Нет и малого смысла в равном почитании того, кто оказывает милость и того, кто её лишает. Как невозможно считать, что строитель храма и разрушитель его творят сообща; что родитель и убийца суть одно; что тот, кто щедро одаривает всякого и тот, кто, стоя с кистенём в переулке всё отымает – братья есть! Суть их – противоположности, и не могут противные вещи быть благом, как не может человек идти в обе стороны разом.
Книга, Братья… Они носятся с Ней как с писаной торбой, говоря: «ответы в Ней»!... Я видел Её! Есть ли в Ней Воля Божественных Братьев, как они говорят?! В Ней есть ВСЁ! Я видел тебя Олаф, я видел тебя через много лет. Я видел как падёт мятеж в Шонбурге, как неизлечимо больной архиприор пытается отравить короля, но он умирает не от отравы... И видел Начало и Конец Бытия! И я прозрел! Затменье духа!? Они обвиняют меня в затменье духа! Братья, если кого и затмило, то это попов! Они сокрыли Книгу, они создали «братьев» и нарекли их «божествами». Они говорят женам нашим когда рожать, благо что сами им в этом не помогают; они объявляют войны волею братьев, благо, что сами не воюют. Они все делают «волею», но ничего руками…
Вот ты, Маркел, ты защитил меня от прихвостней церковных и поплатился за это глазом. Кто скажет, что это был недостойный поступок?! Радует, Братья, что среди Нас нет таковых. Но есть среди Нас люди иного рода, те, кто за словом в ход пускают кулак! Недостойно сие Брата нашего, не будем называть его по имени. Не должно Человеку поднимать руку на другого, к тому же Брата своего. И в пылу горячего спора нет места насилию! Не уподобляйтесь тем, кто, слушая церковных проповедников, говорит: «не можешь побороть слово – атакуй оратора»! Нет места насилию в нашей общине – мир и власть не подавлять должны, а наставлять и поучать. Так и я не караю, но поучаю!
Братья, спрашивают меня, «в чем смысл их жизни». Как ответить Им? Через творение рук своих и через помощь и любовь к ближнему, равно как и дальнему, обретается смысл жизни. Но помогая ближнему своему рука помощи не дотянется до дальнего. Но как помочь многим в чаяниях их? Когда-то этому служили избранники Божие, чьим ремеслом была Магия. И когда она исчезла, ушел из Мира светоч помощи страждущим. Я знаю, что можно вернуть Её и вернув Магию в мир, помочь мы сумеем всем и каждому, и никто не уйдет обиженным.

интересно у вас там было с верой. ))

интересно у вас там было с верой.

Да, не вопрос. Именно в это многие и играли
И работа мастеров над этой сюжетной веткой и до игры, и на ней видна невооруженным глазом

Какие вкусные тексты) Какая забавная религия)

Crawly пишет:Какие вкусные тексты) Какая забавная религия)

Спасибо. Вообще-то аспиранты-религиоведы, тестирую религию на баги, говорят малость испужались - если к этим конспектам добавить катехизисов, то это может работать и в реале.
Однако, должен признать, что эту ветку изрядно подкосил недозаезд священнослужителей и острое желание значительной части игроков лишь "набигать на корованы" и устраивать революции, безмозглые бессмысленные и трэшовые беспощадные. Увы. Но что было, то и было.
Если интересно, то могу выложить и художественные тексты к игре. Ну и кое-что из памфлетов.

интересно!

Новости

Ротхолм, август, утро

Ей не нужно было догадываться о цели предстоящего разговора с отцом. Строго говоря, ей не нужно было отчитываться перед ним ни в чем особенном, однако смутное беспокойство не давало ей почувствовать себя вполне уверенно. Услышав голос отца из-за двери его покоев, она тряхнула головой и расправила плечи: «Что бы там ни было, но в башню себя упечь из-за такой ерунды я не дам! В конце концов, не произошло ничего такого, о чем я не могла бы рассказать кому угодно во всеуслышание… ну, если это действительно необходимо… Да и нет в том необходимости – никто не знает… и не узнает, в том мое слово! А раз так, то и бояться нечего».
Судя по звукам из-за двери, отец распекал младшего отпрыска: «Идиот! Ты отдаёшь себе отчёт в том…»
«Дрянь дело, – вздохнула про себя она – если он начал с братца, то меня, похоже, приберег на закуску». Постучавшись в дверь и дождавшись резкого «Дозволено!», вошла, поклонившись отцу, и украдкой осмотрелась в комнате. Олаф сидел в углу в старом кресле, одутловатое лицо неподвижно, глаза полуприкрыты. Любой сказал – умаялся и дремлет, что в том такого… и промахнулся бы – уж кому-кому, а ей прекрасно было известно, что советник прекрасно всё слышит, а его разум работает как безупречный механизм… В том, что отца проинформировал именно он, сомневаться не приходилось. «И что ему только за дело до того, с кем я провожу свое время?» - недоумевала она.
Она, конечно, привыкла и к желтоватому цвету лица, и к тёмным кругам вокруг глаз – отец уже давно был тяжело болен. Вот только когда у него появился этот мутный взгляд и восковая бледность на щеках? Укол совести – из-за своего легкого увлечения она даже не могла этого вспомнить. Отличие на первый взгляд почти незаметно, вроде бы ничего серьезного, только… только… Божественные Братья, смилуйтесь над нами – последний раз такое бледное лицо она видела у своей матери в день похорон, когда та покоилась в гробу. Неужели?!!!!!!
В камине ярко горели дрова, однако, несмотря на нестерпимую жару, граф был одет очень тепло, на подлокотнике его кресла стоял кубок с подогретым вином. Маркус, её младший брат, стоял перед отцовским креслом; опустив голову, он внимательно изучал узоры на покрывале, укутывавшем отцовские ноги. Прервавшись на миг, граф кивнув дочери, жестом велев приблизиться (Олаф не спеша привстал, и, отвесив поклон, не разгибаясь уселся в своё кресло).
- …что только идиоту взбредёт в его идиотскую голову стрелять со стены в куриц из арбалета! – продолжал отец. – Тебе нечего сказать, не так ли? Далее, только законченный идиот догадается намалевать на стене около покоев моего гостя, наследника герцога Эйдельского слово «курва»! Кстати, Олаф, напомни позже, чтобы мы вычли из жалования учителя письма – наш потомок, увы, не может написать даже это без ошибки… Ты хотя бы представляешь, что было бы, если бы этот герцогёнок умел читать?
Несмотря на неуместность смеха в подобной обстановке, ей безудержно захотелось расхохотаться – если бы молодой наследник Эйделя умел читать, ее братец вряд ли избежал бы изрядной потасовки. На то он, скорее всего, и рассчитывал – с самого детства его нещадно тузили дети замковой дворни, так что боец из Маркуса был никудышный. Зато напакостить изподтишка он всегда был мастер.
- А кто, хотелось бы мне знать, подарил старому пропойце Дреггеру, которого я терплю лишь из-за его герба, наш фамильный кубок? Гм, хорошо, что его у него отняли (Олаф едва заметно улыбнулся и кивнул)… Ты можешь иметь свои маленькие капризы, бесспорно. Однако как мой наследник, ты мог бы лучше оценивать последствия своих поступков. Или ты и впрямь воображаешь, будто сможешь выжить, если настроишь против себя весь мир? Боюсь, сын мой, даже Братья будут бессильны помочь тебе.
Губы старого графа искривила горькая улыбка. – И о каком примирении с судьбой талдычит мне приор, когда мой наследник, плод чресел моих – идиот? Сегодня мне более нечего тебе сказать. Убирайся в свои покои и попробуй поразмыслить над моими словами. Если есть чем, конечно - устало сказал граф своему сыну. – А я тем временем подумаю, как отбить у тебя охоту творить глупости.
- А теперь поговорим о тебе, Эльтера Легерэйт Ротхолмская - сказал граф, когда дверь за Маркусом закрылась, и отхлебнул из кубка. - Доныне все твои причуды были в рамках дозволенного, поэтому препон я тебе не чинил. Для девицы благородных кровей твои увлечения довольно, гм, необычны: сперва захотела учиться грамоте, после решила заниматься фехтованием, затем брала уроки у этого чокнутого лекаря – пожалуйста! Твоя покойная мать – да упокоится она за Братьями! - не смогла бы меня упрекнуть в нечуткости… Но твое увлечение сиром Алерном – это уже перебор!»
«Я и сир Алерн…» - сдавленно начала она, - «мы всего лишь…»
«Безусловно» - перебил её граф, – «только прогулки, беседы, баллады и вчерашний поцелуй под луной – ничего серьёзного! Только благодаря тому, что ничего серьёзного не случилось, сир Алерн покинул на заре Ротхолм, передвигаясь на своих собственных ногах, напутствуемый моим отеческим увещеванием не показываться в окрестностях более, а не в виде, гм, фрагментов его бренного тела, брошенных в замковый ров» - глаза девушки широко распахнулись, к горлу стремительно подкатила дурнота - «а ты сама продолжаешь жить в своих покоях, а не в башне!
- Отец, прости меня, но я не понимаю… я не позволила ничего лишнего ни себе, ни ему. Кроме того, это не могло зайти непозволительно далеко – я ни на миг не забывала, под чьим кровом мы находились…
- Дочь моя, - голос отца немного смягчился, - зеница моего ока, я намерен объяснить тебе столь жесткие правила… которым тебе придется следовать отныне и впредь – вплоть до твоего замужества.
- Вплоть до… - она не закончила, чувствуя, что комната начинает уплывать из-под ног. Тряхнув головой, произнесла – Могу ли я узнать больше?
- Этой осенью мы начинаем переговоры о твоей помолвке с Ровьоном! - первый раз за утро подал голос Олаф из своего угла, и девушка вздрогнула от неожиданности. Перед глазами всё поплыло.
- Все мы знаем, что Ровьон вдов уже давно, и за время, прошедшее со смерти его первой супруги, вполне мог бы жениться еще пару раз, однако он упорно оставался один – по крайней мере, официально. Его нынешние намерения вполне очевидны – он хочет объединения наших земель. Не знаю, что нашло на него, однако коль скоро он решил расширить свои владения таким способом, впрочем, вполне традиционным, мы не станем чинить препятствий. Уберечь свое наследие от моего непутевого сына я, увы, не в состоянии. Однако если все сложится благополучно, эта земля объединится с Номендой под рукой Ровьона. Во всякое другое время я не позволил бы этому случиться, но ныне, когда дни мои на земле сочтены, - голос отца звучал устало и почти равнодушно, - придется довольствоваться тем, что моя кровь сочетается с тем, кто позаботится об этом крае.
- Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему на твою репутацию не может быть брошено даже бледное подобие тени? – поинтересовался Олаф. – Королевская невеста – такое звание дорогого стоит. Дороже только жена короля, как ты понимаешь…
- Тебе разрешено удалиться, - раздался из вновь подступившего тумана усталый голос отца. Неловко поклонившись, нетвёрдой походкой она вышла из покоев, закрыла за собой дверь и прислонилась к стене, пытаясь удержаться на ногах. После духоты комнаты прохлада коридора была как глоток воды в жару. Она медленно перевела дыхание, в голове царил полнейший сумбур: «Ровьон, быть этого не может… сир Алерн покинул замок … нет, даже Мелона не знала, кто сказал… да какая теперь разница… отец слишком плох, как я раньше не видела… замуж за короля? Просто в голове не укладывается… и Олаф… куда хитрее, чем думают даже те, кто знает его не первый год. Нет сомнений, что переговоры – значительной частью его рук дело».
Очнулась от ступора, лишь услышав из-за двери голос Олафа. «Сильно болит, милорд?» - спросил он. И еле расслышала из-за двери ответ отца: «Пока ещё терплю. Пока…».

Праздник

Номендаль, площадь

Площадь по краям оккупировали торговцы пирожками и пивом. Торговля у них шла бойко, торговцы громко расхваливали свой товар и переругивались друг с другом.
«Значит, стой тута и никуда не ходи!»- сказал па. «Вот на этом месте и стои, а если уйдёшь куда, я тебе всю шкуру на жопе ремнём спущу!» - добавил он, энергично почёсывая нос, - «а я туда отойду» - он показал в сторону торговца пивом, - «там робяты подойдут, про цеховые дела говорить будем, тебе про их слушать не надоть. И, это... мамке не говори, что я к мужикам заходил, говори, что всё время с тобой стоял» - добавил он и отправился в сторону пивной бочки, у которой уже стояло несколько человек с внешностью забулдыг.
Герда, девочка восьми лет, грустно посмотрела на удаляющегося отца. Не было никаких сомнений в том, что па решил сегодня изрядно взять на грудь.
«Тебе видно?» - участливо спросила её толстая баба с бородавкой на щеке, стоявшая рядом и евшая пирожок. Герда кивнула: ей было видно край помоста. «Из собак пирожки!» - зачем-то громко заявила баба, тем не менее энергично доедая остатки пирога, а, доев, поинтересовалась у стоявшего перед ней мужчины в войлочной шапке: «Кого казнить-то будут?» Голова в шапке медленно обернулась, мужчина окинул бабу презрительным взлядом и сказал сипловатым голосом, очевидно, призванным изображать осведомлённость: «Харетика-приора. Харю отъел на краденых харчах, а сам, говорят, девок трахал по ночам!»
«О, Братья, какое невежество! - громко возмутился мужской голос справа от Герды - ребёнку позволительно не знать, но вы-то...» - надменно продолжил невысокого роста горожанин в красной котте. «Это же проклятый Берт-еретик, враг церкви и государства. Попирал он законы божии и королевские вместе со своей шайкой, проповедовал извечную вражду меж Братьями, крал, грабил и соблазнял девок!» (Услышав про девок, обладатель войлочной шапки вновь обернулся и презрительно уставился на говорившего.)
«Ишь ты! Учёный! Сам, поди в шайке той и был, раз всё знаешь!» - выпалила баба.
От возмущения её оппонент густо покраснел, под стать своей котте.
«Ты вообще в церковь-то ходишь? - брызгая слюной завопил он на бабу, — слушаешь что священники в церкви говорят? А говорят то же, что и я тебе, дуре, сейчас говорил! И ещё памфлет зачитывают, против ересей всяких и дур!..»
Толпа гудела как улей.
На помост вышел палач в колпаке, но толпа узнала его, загудела ещё громче:
Ого, сам маэстро...
Это Ленхард, лопни мои глаза!..
Счас бошки не будет, у маэстры это тока так!
«Вооор! Держи вора!» раздался женский визг, и, одновременно, в трёх или четырёх местах сразу заорали: «Вон он! Туда побёг! Хватай, утекёт!» Трое стражников, направившихся было на крик, остановились в нерешительности, крутя головами.
Напряжение росло.
«Ведут! Ведут Берта!» - раздался крик и толпа дружно подалась вперед, к помосту. Однако невидимые Гердой стражники, яростно браня и колотя передние ряды древками, сразу же заставили массу людских тел немного схлынуть назад. Заорал благим матом горожанин в красной котте, которому отдавили ногу, громко заплакал ребёнок, перед глазами Герды возникла спина какого-то кнехта в старой стёганке с ржавыми разводами; из прорех подмышками торчала пакля. «Сдавай назад, курвы, мудилы! Ща как дам древком — ляжки обдрищешь!» - ревели стражники, толпа гудела и сквозь этот гвалт долетали отдельные фразы приговора: «... за преступления... милостью Божественных братьев... святотатство... богохульное учение... приговор...», а вслед за приговором Герда услышала голос преступника. Берт, бывший приор, оратор, начал говорить и его сильный голос взмыл над толпой, заставив её на мгновение притихнуть. «Пройдёт пять или десять лет...» - начал он и его слова прервал глухой удар, показашийся громким из-за того, что ересиарх резко замолк.
И тут Герде показалось, что все собравшиеся на пощади разом лишились разума, как сосед её семьи, сапожник по имени Брук, который пил три недели кряду. Толпа выла, бесновалась, улюлюкала, кто-то пронзительно и фальшиво играл на глиняной свистульке.
Начал накрапывать дождь, и люди стали расходиться по кабакам и по домам, не переставая шуметь. Когда па подошёл к Герде, он был изрядно пьян, но на ногах стоял ещё крепко. Он нежно пригладил её волосы и тяжело вздохнул, глядя на разбредающуюся толпу, а затем поднял пьяное лицо к небу, с которого сыпались мелкие капли. «Почему праздники не каждый день?» - спросил он у дождливого неба. - «Н-ну почему, а?»

Потери

Придорожная корчма, май, поздний вечер

Угасающий огонь облизывал подернутые пеплом уголья. Сумеречные тени, неспешно поднимаясь вдоль углов и стен, постепенно наполняли задымлённую залу.
Мейр, молодой каменщик, согласно цеховому уставу совершающий полугодичное странствие, грустно икнул и задумчиво посмотрел в опустевшую пивную кружку. «Нда, а вместо пива стоило бы, всё же, взять хоть какой жратвы» - мысленно посетовал он на свой опустевший кошелек. Ну хорошо, пускай цеховой устав предписывал полугодичное странствие с целью «повидать свет и поучиться», но кто мог возбранить ученику самочинно избирать предметы для… э… «обозрения и обучения?».
Вот и доизбирался, извольте полюбоваться - за три недели скитаний по не слишком отдаленным окрестностям Мейр повидал пару борделей (девки, кстати, могли быть и покраше, за такие-то деньги!), два десятка кабаков, сутки ареста за какую-то мелкую оплошность, а научился лишь карточной игре «рыло», благодаря коей расстался с последними сбережениями. «Хорошо, хоть подёнщина выручает, с голода не сдохнуть, и то бы ладно» - угрюмо подумал он, пытаясь вылить в рот несуществующие последние капли пива из кружки. Со вздохом поставил кружку на стол. Скука, тоска, скукотища безумная, безудержная, смертная и ничего мало-мальски благостного впереди…
Нет, ну вот умеют же жить другие люди, вот купцы, скажем, или цеховые мастера, или вот, например, оружные риттеры… Ладно-ладно, загнул лишку, риттером еще родиться надо сперва, иль заслужить, ну хоть вот сержанты… У этих небось пожрать купить всегда есть, да и пива взять ещё – только кружки подноси.
Взять хоть ту парочку, что за два стола поодаль сидит – кроме них больше и посетителей не осталось вовсе… Мейр вдруг поймал себя на том, что неотрывно смотрит на них. Молодой был одет в набивной сюркотт, добротный, толстый, но повидавший уже кое-какие виды – потертый, со следами ржавчины. Второй, старше, седоусый, с суровым видом, сидел за столом, даже не сняв кольчуги. «Такой небось и спит в кольчуге, и в сортире чекан держит – так, на всякий случай», - мелькнула шальная мысль у Мейра. Оба с таким азартом поглощали содержимое своих мисок, попеременно или хором отхлёбывая из своих кружек, что Мейр непроизвольно сглотнул слюну – здоровы же пожрать риттеры, или, может, кнехты бывалые, кто их там разберёт…
- Требушет, ага, – сказал старший, видимо продолжая какой-то старый разговор (тут Мейр поразился способности воина есть, и говорить одновременно), – первый же выстрел, и надвратная башня пошла трещинами, как стекляшка. От! - икнул он. – А знаешь, почему, а? А? Да потому, что была та башня как гнилой зуб: кладка посыпалась, перекрытия жуком попереточены… И я, между прочим, этому остолопу Квентину на балки те, на соплях держащиеся, показывал, на башню его за ручку водил, только что под нос не подсовывал… Ну всё без толку! Понимаешь, те стервецы как наверняка лупили, будто знали, какая из башен со слабиной, где стены поплоше. А может, и подсказал кто!
Молодой прекратил жевать и удивлённо воззрился на собеседника.
- Ну и чего ты глаза на меня повылупил – рыло кабанье из уха торчит, что ли? Между прочим, самое обычное дело при штурме, может, ещё и не такое доведётся увидеть. Есть у меня одно подозрение, уж больно они, курвины дети, скоренько скрутились…
- А дальше-то что? - спросил молодой, вновь принимаясь за ужин.
- Да не было дальше-то, ну никакого то есть. Что еще оставалось, о том в книжках понаписали те, кто задницу свою в тепле размещал, от тягот ратной жизни подалее… - скривился старший. - Ты у нас, вроде, грамотный, вот можешь в книжке прочесть. Квентин, холера его язви, хоть и нехорошо так об упокойнике, не успел нормальное войско собрать… Дальше трубы, знамёна, лестница, таран, всё как в балладе. Ну чисто песня! Кто ж знал, что у хрыча дети с головой дружны и знают, с какой стороны за меч хвататься. Думали, он сам с натуги дуба даст, когда доспехи наденет… Ну, прижали нас в том донжоне, как вошь к ногтю, через ход уходить стали, только от лаза отбежали, уже «стой» орут! Ну, мы им дали «стой!», было почти отбились. Но тут целый патруль налетел, риттер с кнехтами, тут нас из одиннадцати сделалось трое, наше благородие, Квентин Штерн Шонбургский заработал арбалетный болт в глазницу, и я понял, что теперича мне тут делать и вовсе нечего. Драпать – оно легче, чем мудями на виселице трясти… Да что теперь об этом, что было, то уж дерьмом поросло. Тем более нынче говорят, Лаубэ Шонбургом по уму распоря…
Старший осёкся, поймав на себе взгляд Мейра. Подмастерье быстро опустил глаза, а рыцарь отвернулся к своему юному собеседнику, ковыряясь в зубах.
- Эх, засиделись-то как, уж и вздремнуть пора бы, - потянулся и зевнул седоусый. - Пойду-ка я, прогуляюсь до ветра, ты расплатись с хозяином, лады? - добавил он, вставая из-за стола. Пошатываясь, он побрел во двор, оставив дверь настежь.
Мысли Мейра лихорадочно метались: «Риттер из Шонбурга… эк разобрало-то его!.. нечего было пива столько дуть… вассал Штернов… подумаешь, тоже… всего и делов - добежать до хутора да старосту растолкать… награду какую, мож, дадут… до утра не ждать, прямо сейчас и… только бы молодой не догадался…».
Молодой риттер сидел, полусонно прихлёбывая из своей кружки. Подмастерье, косясь на него, потихоньку поднялся и, пятясь задом, осторожно выбрался из корчмы. После трактирного полумрака темнота на улице казалась гуще чернил.
Припоминая дорогу до хутора, Мейр сделал пару шагов вперёд, но тут сильная рука схватила его снизу за челюсть, зажав рот, и потащила куда-то вбок. Левую щёку притиснуло к холодной кольчуге, под правой скулой к шее прижалось что-то тонкое и острое.
- Ну и куда это мы собрались, интересно? Тебя спрашиваю, куда собрался, ты, щень, сучий бздёх? Доносить? – услышал он над ухом шепот старого риттера.
У Мейра от неожиданности застучало в висках и выпитое натощак пиво подступило к горлу. «Й..й..я пос…й…» - борясь с тошнотой и клацая зубами от страха, залепетал он, чувствуя правой щекой грубую в мозолях руку, а левой – холод от кольчуги, к которой рука прижимала его лицо. «Поссать!» - ухитрился выговорить он, одновременно чувствуя, как что-то горячее поползло по его ноге вниз под штаниной.
«Мастеровой сказал поссать – мастеровой сделал поссать» - усмехнулся над ухом риттер, чуть отстраняясь от Мейра.
- А теперь куда – доносить?
- Н-н-не-е-ет-тт…
- Запомни, ты, водолей, донесёшь – мне ничего не будет, неделя на баланде - чушь, да и обменяют меня быстро. А вот тебе, крысёныш, мало не покажется - найдут кто надо и вздёрнут на кишках. Понял?
- П-п-пон-ял!
- А раз понял, так мотай отсюда, да поживее - у меня терпение не как у святого Кейца…
Рассвет Мейр встретил у ручья, неподалёку от хутора, стуча зубами от утреннего холода. Выстиранные порты по утреннему туману напрочь не желали сохнуть. Трясясь от холода в полусырых штанах, он перебрался через хлипкий мостик и двинулся к хутору. Первый же попавшийся дом, по всему видать, был домом старосты. А чей же еще - добротный, с широким двором, из трубы уже идёт дымок, даром что рань еще несусветная. Мастеровой постучал в дверь и долго, приплясывая от холода, ждал, когда ему отворят. Открыл сам хозяин: лысеющий кряжистый мужик – борода лопатой, неодобрительно посмотрел на гостя.
- Говори, надо чего! А то у меня – враз…
- Я, милсдарь, сообчить должон… ну... эта...что батрак на подённую, я то есть, устроиться желаю! Могу за харчи, мне много не надо…
- Харчи, говоришь? Ну поглядим после завтрака, каков ты в работе. А не сдюжишь – полдесятка в рыло да на скотный двор!

Встреча

Номенбугский кабак, день до событий игры

Ну, чего вам сказать, господа хорошие? Вижу, люди вы нездешние, стал быть, на свадьбу приехали. Старого короля, гришь? Да ты старого-то и не видал! Борхарду-то нашему, дай Сеятель ему здравья, хоть и пятьдесят зим стукнуло, а он еще ого-го! Хоть щас под венец, куда он впрочем-то и сам… А вот папаша его был гриб. Да тьфу на тебя, засранец, не поганка! На трон его втроем сажали. Хотя, барону старому морду набить сил хватило. Токмо сынок его малолетний и спасси. Грят, на той самой войнушке, те самые Хоггер с Кейном, ну, которые контору свою юрицкую держут, деньжат-то и поназошибали.
Что вам еще сказать, господа хорошие? Третьего дня 10 лет будет, как Берта-нечестивца, который Братьев поносил, на голову короче сделали. Говорят, подл и хитер был, зараза, как все племя мажицкое племя, кое ужо, почитай, три века как со света изжили. Хотя, до сих пор всякие курвины дети магиками себя назвать норовят; но мы-то знаем, что с ними делать: за бока и куда следует…
Выпить, господа? А чего не выпить-то?
Невесту-то видать не довелось? Хотя, куда вам с вашими-то рылами?.. Я и то не видал! Говорят, в самом соку девка, а я королевскому вкусу доверяю! Теперь, значится, Ровьоны с Легерейтами породнятся.
А народу на свадьбу понаехало, аж ужас берет! И из Ротхольма, и со всяких прочих земель людишек понаехало, и Грегор Лаубе с челядью! Гришь, кто такой Грегор Лаубе? Ну ты деревня! Старый король, Герберт, стал быть, не всегда грибом был… Бастард это евойный, коий нынче баронством пожалован.
Скоро тут еще один короличий байстрюк придет, Князьком кличут, но ты его не слушай.
Осталось брыкаловки-то? Ну, ты наливай!
А вы, милсдарь, лучше здесь заночуйте. А на поселок наш, Сучий Лесок, сталбыть, не ходите. Не любят у нас чужих, ой, не любят! Всяко тут творится. Вона, говорят, и сам королевский постельничий сгинул… Тута, штоль? Да нет, вообще сгинул.
Еще говорят, блаародные ноне пошаливать начали. Они, конечно, всегда шалили, на щас прям не хуже разбойников сделались, и зовут их раубриттеры. То бишь, разбойниками, но блаародными, по рождению. Эти препираться не станут, враз из портков вытряхнут!
По последней, говорите? Воля ваша, господа!
Главное, вот чего запомните. Возле столицы склеп есть один – вот тудой не ходите, место нехорошее. Ежели кто из блаародных Дреггером назовется – денег ему не давайте.
Что, совы, говорите? А совы вообще не то, чем они кажутся…

Если не задолбал - ещё могу выложить

Выкладывай

+1)

Трактат о дознавании

(На игре был настольной книгой представителей закона, обученных грамоте)

Убелённый сединами, на склоне лет жизни пишу я сей трактат, дабы дать вразумление тому, кто будет служить на должности опосля меня, грешного, и да не упрекнут меня потомки, что тешу я своё стариковское самолюбие, поучая их.
Наша дознавательская служба, как известно, и опасна и трудна. Опасна она тем, что иной лиходей когда его изловят, норовит за ножик, а то и за рогатину схватиться, а трудна тем, что лиходея этого ещё и изловить надобно, а под руку завсегда лезут всякие невиновные. Посему расследование следует вершить решительно, но обдуманно и трактат сей повсемоществовать этому призван.
Во-первых: у дознавателя, а иначе — бейлифа должны быть холодная голова и чистые руки. Это значит, что летом шапку тёплую носить не годится, чтоб жар в голову не вдарил, и мыть руки дочиста, как же и своё лицо и, вообще, содержать себя в опрятности. Чтобы видели, что ты — человек сурьёзный, обстоятельный и не кнехт какой-нить, который два дня из борделя не вылазил.
Во-вторых: про сами преступления. Ежели таковое случилось, то на место оного людей послать или самому бежать следует немедля — хоть обедал ты, хоть спал, иначе сбегёт преступник. Прибыв на место надобно всех видоков, а иначе — свидетелей допросить что за преступление и кем оно совершалось. Бить их пока что не надобно, но припугнуть, что побьёшь — следует. Человека, на которого свидетели показывают, надо арестовывать немедля, а ежели тот удерёт — объявлять наградные, малевать его рожу на бумажке и вешать по кабакам. Ежели истории у свидетелей разные будут, то можно их и побить — случается, что злодей себя за свидетеля выдавать пытается. А вообще следует окрест места, где преступление было совершено, всех подозрительных изловить и допросить, но вначале побить не сильно, в четверть силы, и пообещать побить сильнее, ежели говорить не будут кто такие, чьих будут, и не они ли преступники. Если, не приведи Братья, продожают затворствовать, тогда выход только такой: заплечника звать.
Если станется, что пойманный даже и не преступник, следует его отпустить, а ежели от правосудного усердия он ходить сам не может, то надлежит приказать кнехтам, чтобы тащили его к нему домой. Зачем невиновных у себя держать — место только занимают, да ещё и корми их! Да, а если он человек в городе уважаемый: мастер цеховой или, скажем, у дворян служит — надобно пред ним извиниться честь по чести: «мол, извини брат, обознались мы!..»
В-третьих: про расследования. Тут надобно все преступления поделить на две категории: там где упокойника нет и там где он имеется.
В преступлениях без упокойника самые плохие — это кражи. Утащат у ротозея кошель, все орут «держи вора!», но ежели его сразу за руку не схватили — сбежит как пить дать, а ты осрамишься. Или залезет тать к кому-нить в дом, всё добро вынесет, а соседи ничего не увидели. Ну и как здесь искать? Надобно ждать, когда скупщики начнут украденный скарб продавать; вот тут и надо у них пытать: «кто барахло на продажу приволок?» Так и преступника найти можно. Так же надо делать, ежели разбойники ограбили в темноте или маски одели. Простые преступления — это когда говорят чего не следует говорить или кто если девку снасильничал. А всё потому что свидетели всегда есть: ежели кто хулу услыхал — тот и есть свидетель, а без свидетеля хула — это даже и не преступление, а наговор; с девкой, опять же, она сама и свидетель. Нельзя же девку снасильничать без самой девки!
Теперь о злодеяниях с упокойником, иначе о мокрухе. Они всегда мне больше нравились. Честно скажу: самое скверное такое преступление — это когда подозревается отравление. Сидит человек, ужинает себе — глядь, а он уже и упокойник. В таком деле сразу надобно понять было ли отравление или он сам собой помер. Надо в таком случае те харчи, что мертвец пока живой был, ел, и не доел, а понадкусил, отдать собаке. Если собака тоже померла — это точно отравление. Только в таких злодеяниях всё больше власть имущие замешаны: яду вот так запросто не купишь, да и не дёшев он. Раньше, я читал, в таких случаях магуя на помощь звали, дабы помог он своим нечестивым искусством найти отравителя, но о подобном писать более я не буду.
Вообще нужно смотреть кому от убийства прямая выгода: деньги или наследство. Случается что без выгоды убивают: из ревности или с перепою. Но такое реже, чаще всего убивают ради денег или товаров.
В-четвёртых: об орудиях преступления. Ежели таковое на месте преступник оставил — он оставил против себя вещественное свидетельство, иначе — улику. Тут надо выяснить чья эта улика, а владелец улики и есть убийца. Случается, конечно, что убийца на место преступления чужой ножик подбросит, но, хвала Братьям, среди них такие ловкачи попадаются нечасто. Орудие убийства могёт много рассказать о преступнике. Вот, предположим, погубили человека усекновением меча. Меча на месте убийства можно и не искать — кто же меч забудет, не нож ведь! В таком случае расследование надобно вести среди тех, кто мечи носит: кнехтов, наёмников, сержантов. А, у, предположим, скотника, меча и нету и отродясь не было, а следовательно, скотник, не имея меча не мог им сдушегубствовать. Правда он мог украсть меч у кнехта и им сдушегубствовать, посему надо в таком случае разузнать: не пропадал ли у кого меч. Вот если пропадал - тогда этим мечом убийство и сделали!
В-пятых: о наказании. Ежели преступление простец какой-нить свершил, тебе же его и судить надо. Только не на месте, где поймал (вот этого делать никак не надо), а тащить его в башню и там спрашивать строго: где мол сообщники, как, что и почём... Заплечного, опять позвать можно, ежели затворствововать лиходей удумает. Пытками, однако-ж увлекаться сверх меры не стоит. Преступник может адвоката нанять, который за него начнёт горбатого лепить: «де, это не мой клиент, он токмо рядышком пробегал» и всё в таком духе. А увидит адвокат, что его подзащитного пытали и увлеклись — могёт и кляузу написать, что «де , показания выбиты пытками». А такая бумага завсегда на самый верх пойти норовит!
На сим считаю нужным свой манифест заканчивать, ибо научать сверх выше сказанного не считаю полезным. Берись за расследование решительно, но без лишней спешки, отличай правду от лжей и уповай на всеблагую свою судьбу, коию тебе уготовали Божественные Братья и будь уверен, что преступник будет тобой наказан, а справедливость твоими усилиями восторжествует.

О пределах мира
 
Вознося бесконечную хвалу всеблагим Божественным Братьям за дарованную мне судьбу быть наблюдателем и описателем мира зримого, начинаю я повествование сие, где намереваюсь изложить всё о мире вообще, о виденных мною дальних странах, а кроме того, о землях, которых нашёл я описания в книгах прославленных путешественников прошлых лет.
 
1.О вселенной вообще
 
Мир наш устроен, составлен гармонично и уподоблен может быть огромному драгоценному ларцу в котором стенки оного пределы мира, а небесный купол - изысканная хрустальная крышка. И всё содержимое мира преисполнено красоты и сообразно сути творцов его Божественных Братьев: так например солнце восходит на востоке, из земли, которая есть твердь под ногами у всего живого, на которой расположены нужные для жизни леса и нивы. А с юга весной к нам прилетает тёплый ветер, по воле Братьев приносящий тепло. Таким образом: восток и юг есть символы Сеятеля! И напротив, пройдя по небосводу солнце кождый день повторят путь всего сущего каждый вечер подходя к границе своего существования и погружаясь в океан, стихию зыбкую и безжизненную. Север же есть суть холода и покоя: мореплаватели из Нижней Марки говорят, что там, на севере, огромное пространство заполненное льдом. Посему запад и север - символы Жнеца.
 
2.О ближних землях, где я был сам и всё видел собственными глазами
 
Поистине, вряд ли отыщется место более отрадное, чем наша держава Номенда. Столица его, славный Номендаль, вместилище благочестия, знаний, ремёсел и оплот благословенного Братьями монарха. Нигде нет земель, щедрых на металлы простые и благородные, лесов, богатых дичью как Номенда и благочестивые жители её возносят благодарственные молитвы Братьям.
Скажу здесь же и о соседних государствах. Южный сосед наш держава Дрезения, со столицей Дрезенбург. Обычаями и образом жизни от Номенды отличны немногим, славится Дрезения своими пашнями и пивом, а также виноградниками там же добывают множество меди. Жители веруют в Божественных Братьев. Алцштадт находится ещё чуть южнее и немного западнее и выходит на море. Столица его так и называется Алцштадт, это большой порт. Оттуда местные моряки даже совершают плавания в неведомые земли. Народ там - сплошь купцы и рыбари, кроме того, везут из Альцштадта ещё и соль, и рыбью кость, и жемчуг. Левинда, сосед Номенды с запада, выходит к морю. Столица - Левин, а самый большой порт именуется Стах. Народ в Левинде, хотя и веруют в Божественных Братьев, но всё больше хитрый и жуликоватый. Обычаями и речью очень сходны с номендцами, только ещё вдобавок строят корабли, однако, моряками считаются неважнецкими, до айхштадцев им далеко. Нижняя Марка - держава граничащая с нами на севере и на востоке, государство большое, много больше прочих соседей. У них тоже есть выход к морю. Столица Нижней Марки - город Марка. Восточная Марка граничит с Номендой на востоке, столица этой державы - Марксбург. В Восточной Марке делают лучшее сукно и лучшие красильщики тоже живут здесь.
Ещё восточнее этой державы находятся Огилльские горы и государство Хоффа. Зимовал я лишь в одном из хоффских городов Корке, жил тут два месяца. Каждый день и ночь - целых четыре месяца - всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рожь, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, хофосы называются, а брагу - из сока кердового дерева. А об их прочих городах я лишь читал в книгах.
 
3.О землях дальних, о которых пишут в книгах
 
Столица Хоффы - город Тработ, находится в горах. Населяют Хоффу люди недостойные, вороватые, а кроме того многие не верят в Божественных Братьев. Наречие у них такое, что многие слова непонятны вовсе. Одеваются не по нашему, и зимой и летом носят меховые шапки. Ещё восточнее лежат земли лесной страны Гаркуш. Крепость где сидит король Гаркуша на горе, и стольный город его – Гис очень велик. Три рва у города, да река через него течет. По одну сторону города густые джунгли, а с другой стороны долина подходит - удивительное место, для всего пригодное. Та сторона непроходима - путь через город идет; ни с какой стороны город не взять: гора там огромная да чащоба злая, колючая. Однако вассалы короля, который сидит в Гис не слушаются своего монарха, а постоянно воюют меж собой, а монарх без конца усмиряет смуты. А всё это потому, что жители Гаркуш не веруют в Божественных Братьев. Ещё восточнее, у самого места, где каждое утро из земли является солнце есть страны под названием Гар-Гум и Блоб. От нестерпимого блеска восходящего солнца гаргумцы все слепы, ходят нагие все, только повязка на бедрах, срам ими прикрыт, а от жара блобели не имеют формы и подобны расплавленному воску, ходят нагие все, срам не прикрыт.
Если же от лесистого Гаркуша двинуться на юг, то попадёшь в степную страну Карголом. Жители её раньше были коневодами-наездниками и, говорят, делали набеги на Гаркуш и Хофф, а как истребили колдуны всех лошадей, так и кончились ихние набеги. В Каргаломе и родится сердолик, и тут его обрабатывают, и отсюда по всему свету развозят. В Карголоме триста алмазников живут (оружье украшают). Куют великолепные сабли, которые иногда попадают и в Номенду. Народ в Каргаломе дикий и в Божественных Братьев не верит.
За Южным морем, как говорят моряки из Альцбурга лежит страна Пуш. И знатные, и простые люди ходят там нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины и женщины все нагие, да все черные и не знают цены золоту. Золото им приносят прирученные огромные муравьи и из него они делают игрушки для детей. Кроме того тамоние жители держат дома змей, а во всю пищу кладут столько перца, что любой другой умрёт на месте. Говорят, что жители Пуш верят в Божественных Братьев. А за Пуш уже южный предел мира.
На севере от Нижней Марки находятся Куркские острова, на которых как свидетельствуют живут люди-рыбоеды, языков не понимающие и не верящие в Божественных Братьев. Севернее них море, потом замёрзшая вода, а за ней северный предел мира.
Много ещё неведомого в нашем мире, но не все тайны подвластны разумению людскому и должно нам держаться от таковых подальше. И сим благим советов завершаю я сие повествование, не переставая удивляться величию Божественных Братьев и их творению.
  
конец

в таких случаях магуя на помощь звали

XD
вы молодцы!)))